Вернуться к оглавлению раздела Проза

Знал бы классик, насколько ошибался и заблуждался он в отношении "несовременности" трамвая. Рассказ 20-х годов... Значит, по расчетам Набокова еще до войны трамвай должен был исчезнуть повсюду. Да, "прогрессивная" Америка, а также, как ни странно, и известная своей традиционностью Англия почти полностью уничтожили свои славные трамвайные хозяйства еще до войны или в 50-е. Но вот Германия не сдалась - и теперь она заслуженно считается одной из самых трамвайных стран мира, а "умники" заново восстанавливают "устаревшие" трамваи. Как выяснилось уже к началу 1980-х, трамвай - самый перспективный, экономичный, экологически чистый вид транспорта.

Однако некоторые граждане по незнанию еще и до сих пор считают трамвай "устаревшим". Что-ж, пускай все это послужит нам хорошим уроком и веским подтверждением известнейшей истины о новом, которое суть хорошо забытое старое. Во все времена представления о будущем впоследствии оказывались смешными и нелепыми фантазиями, реальность же была гораздо проще, что, однако, ничуть не является поводом для расстройства. Особенно яркими и показательными в сфере футуристической выдумки явились 60-е. Вспомним старые фильмы со смешными роботами, главнейшими атрибутами которых была похожесть на человека - лампочка вместо носа, "руки" и "ноги". Столь же непрактичными, а порой даже смешными и нелепыми выглядят сейчас те проекты "транспорта будущего" - "монорельсовых дорог" и "поездов на магнитной подушке", которые когда-то на полном серьезе пытались воплотить в жизнь. Сейчас человечество имеет лишь 11 действующих "монорельсов" - основная часть их обслуживает развлекательные парки и зоопарки, являясь разновидностью аттракциона. Мир делает ставку на трамвай - улучшаются характеристики двигателя, вагона, рельсов, но суть остается той же самой. Будущее - за трамваем! Жаль, что наш мэр, Ю.М.Лужков, все еще живет детскими фантазиями и щедро тратит средства на "развитие монорельса в Москве" в то время, как сеть Московского трамвая, нашего любимого транспорта, который действительно, а не гипотетически, перевозит ежедневно сотни тысяч пассажиров, - сеть его линий убывает с каждым годом.

Но вернемся к литературе и взгянем на трамвай из гущи 20-х. Трамвай. Именно трамвай привлекает писателя среди всех видов берлинского транспорта. А ведь в то время в Берлине уже существовало метро, автобус, вероятно - и троллейбус... Но художники вновь и вновь обращают свой взор именно на трамвай. Что притягивает в нем? Для нас самих, авторов сайта и любителей трамвая, это остается загадкой. - А.М.

     Трамвай  лет  через  двадцать  исчезнет,  как  уже исчезла
конка.  Я  уже  чувствую  в  нем  что-то   отжившее,   какую-то
старомодную  прелесть.  Все  в нем немного неуклюже, шатко,-- и
когда,  при  слишком  быстром  повороте,  перо  соскакивает   с
провода, и кондуктор, или даже один из пассажиров, перегнувшись
через  вагонную  корму  и  глядя  вверх, тянет, трясет веревку,
норовя привести перо в должное положение,-- я  всегда  думаю  о
том,  что  возница дилижанса, должно быть, ронял иногда кнут, и
осаживал свою четверку, и посылал за кнутом парня в дологополой
ливрее, сидевшего рядом на козлах и пронзительно  трубившего  в
рожок, пока, гремя по булыжникам, дилижанс ухал через деревню. 
     У  трамвайного кондуктора, выдающего билеты, совсем особые
руки. Они так же проворно работают,  как  руки  пианиста,--  но
вместо   того,  чтобы  быть  бескостными,  потными,  с  мягкими
ногтями, руки кондуктора-- такие жесткие, что  когда,--  вливая
ему  в  ладонь  мелочь,--  случайно дотронешься до этой ладони,
обросшей словно грубым, сухим хитином, становится  нехорошо  на
душе. Необычайно ловкие, ладные руки,-- несмотря на грубость их
и  толщину  пальцев.  Я с любопытством гляжу, как, зажав черным
квадратным ногтем билетик, он прокалывает его  в  двух  местах,
как шарит пятерней в кожаном кошеле, загребая монеты для сдачи,
и  тотчас  кошель  захлопывает,  дергает  тренькающий  шнур или
ударом большого пальца отпахивает окошечко  в  передней  двери,
чтобы дать билеты стоящим на площадке. И при этом вагон качает,
люди  в  проходе  хватаются за висячие ремни, при каждом толчке
поддаются то вперед, то назад,--  но  он  не  уронит  ни  одной
монеты,  ни  одного  лоскутка, оторванного от билетного ролика. 
Теперь, в зимние дни, передняя дверца  завешена  внизу  зеленым
сукном,  окна помутнели от мороза, у остановки, на краю панели,
толпятся рождественские елки,-- и зябнут у пассажиров  ноги,  и
кондукторская  рука  подчас  бывает в серой вязаной митенке. На
конечной  станции  передний  вагон  отцепляется,  переходит  на
другие  рельсы,  обходит  оставшийся,  возвращается с тыла,-- и
есть что-то вроде покорного ожидания самки в  том,  как  второй
вагон   ждет,   чтобы  первый,  мужеский,  кидая  вверх  легкое
трескучее  пламя,  снова  подкатил  бы,   прицепился.   И   мне
вспоминается,  как,  лет восемнадцать тому назад, в Петербурге,
отпрягали лошадей, вели их вокруг пузатой синей конки. 
     Конка  исчезла,  исчезнет  и  трамвай,--  и   какой-нибудь
берлинский  чудак-писатель  в  двадцатых годах двадцать первого
века, пожелав изобразить  наше  время,  отыщет  в  музее  былой
техники  столетний  трамвайный  вагон,  желтый,  аляповатый,  с
сидениями, выгнутыми  по-старинному,  и  в  музее  былых  одежд
отыщет черный, с блестящими пуговицами, кондукторский мундир,--
и,  придя домой, составит описание былых берлинских улиц. Тогда
все  будет  ценно  и  полновесно,--  всякая  мелочь:  и  кошель
кондуктора,  и реклама над окошком, и особая трамвайная тряска,
которую  наши  правнуки,  быть  может,  вообразят;  все   будет
облагорожено и оправдано стариной. 
     Мне  думается,  что в этом смысл писательского творчества:
изображать обыкновенные вещи так, как они отразятся в  ласковых
зеркалах   будущих  времен,  находить  в  них  ту  благоуханную
нежность, которую почуют только наши потомки в те далекие  дни,
когда   всякая  мелочь  нашего  обихода  станет  сама  по  себе
прекрасной и праздничной,-- в те дни, когда  человек,  надевший
самый  простенький  сегодняшний пиджачок, будет уже наряжен для
изысканного маскарада. 

Вернуться к оглавлению раздела Проза