Вернуться к оглавлению раздела Проза
Знал бы классик, насколько ошибался и заблуждался он в отношении "несовременности" трамвая. Рассказ 20-х годов... Значит, по расчетам Набокова еще до войны трамвай должен был исчезнуть повсюду. Да, "прогрессивная" Америка, а также, как ни странно, и известная своей традиционностью Англия почти полностью уничтожили свои славные трамвайные хозяйства еще до войны или в 50-е. Но вот Германия не сдалась - и теперь она заслуженно считается одной из самых трамвайных стран мира, а "умники" заново восстанавливают "устаревшие" трамваи. Как выяснилось уже к началу 1980-х, трамвай - самый перспективный, экономичный, экологически чистый вид транспорта.
Однако некоторые граждане по незнанию еще и до сих пор считают трамвай "устаревшим". Что-ж, пускай все это послужит нам хорошим уроком и веским подтверждением известнейшей истины о новом, которое суть хорошо забытое старое. Во все времена представления о будущем впоследствии оказывались смешными и нелепыми фантазиями, реальность же была гораздо проще, что, однако,
ничуть не является поводом для расстройства. Особенно яркими и показательными в сфере футуристической выдумки явились 60-е. Вспомним старые фильмы со смешными роботами, главнейшими атрибутами которых была похожесть на человека - лампочка вместо носа, "руки" и "ноги". Столь же непрактичными, а порой даже смешными и нелепыми выглядят сейчас те проекты "транспорта будущего" - "монорельсовых дорог" и "поездов на магнитной подушке", которые когда-то на полном серьезе пытались воплотить в жизнь. Сейчас человечество имеет лишь 11 действующих "монорельсов" - основная часть их обслуживает развлекательные парки и зоопарки, являясь разновидностью аттракциона. Мир делает ставку на трамвай - улучшаются характеристики двигателя, вагона, рельсов, но суть остается той же самой. Будущее - за трамваем! Жаль, что наш мэр, Ю.М.Лужков, все еще живет детскими фантазиями и щедро тратит средства на "развитие монорельса в Москве" в то время, как сеть Московского трамвая, нашего любимого транспорта, который действительно, а не гипотетически, перевозит ежедневно
сотни тысяч пассажиров, - сеть его линий убывает с каждым годом.
Но вернемся к литературе и взгянем на трамвай из гущи 20-х. Трамвай. Именно трамвай привлекает писателя среди всех видов берлинского транспорта. А ведь в то время в Берлине уже существовало метро, автобус, вероятно - и троллейбус... Но художники вновь и вновь обращают свой взор именно на трамвай. Что притягивает в нем? Для нас самих, авторов сайта и любителей трамвая, это остается загадкой. - А.М.
Трамвай лет через двадцать исчезнет, как уже исчезла
конка. Я уже чувствую в нем что-то отжившее, какую-то
старомодную прелесть. Все в нем немного неуклюже, шатко,-- и
когда, при слишком быстром повороте, перо соскакивает с
провода, и кондуктор, или даже один из пассажиров, перегнувшись
через вагонную корму и глядя вверх, тянет, трясет веревку,
норовя привести перо в должное положение,-- я всегда думаю о
том, что возница дилижанса, должно быть, ронял иногда кнут, и
осаживал свою четверку, и посылал за кнутом парня в дологополой
ливрее, сидевшего рядом на козлах и пронзительно трубившего в
рожок, пока, гремя по булыжникам, дилижанс ухал через деревню.
У трамвайного кондуктора, выдающего билеты, совсем особые
руки. Они так же проворно работают, как руки пианиста,-- но
вместо того, чтобы быть бескостными, потными, с мягкими
ногтями, руки кондуктора-- такие жесткие, что когда,-- вливая
ему в ладонь мелочь,-- случайно дотронешься до этой ладони,
обросшей словно грубым, сухим хитином, становится нехорошо на
душе. Необычайно ловкие, ладные руки,-- несмотря на грубость их
и толщину пальцев. Я с любопытством гляжу, как, зажав черным
квадратным ногтем билетик, он прокалывает его в двух местах,
как шарит пятерней в кожаном кошеле, загребая монеты для сдачи,
и тотчас кошель захлопывает, дергает тренькающий шнур или
ударом большого пальца отпахивает окошечко в передней двери,
чтобы дать билеты стоящим на площадке. И при этом вагон качает,
люди в проходе хватаются за висячие ремни, при каждом толчке
поддаются то вперед, то назад,-- но он не уронит ни одной
монеты, ни одного лоскутка, оторванного от билетного ролика.
Теперь, в зимние дни, передняя дверца завешена внизу зеленым
сукном, окна помутнели от мороза, у остановки, на краю панели,
толпятся рождественские елки,-- и зябнут у пассажиров ноги, и
кондукторская рука подчас бывает в серой вязаной митенке. На
конечной станции передний вагон отцепляется, переходит на
другие рельсы, обходит оставшийся, возвращается с тыла,-- и
есть что-то вроде покорного ожидания самки в том, как второй
вагон ждет, чтобы первый, мужеский, кидая вверх легкое
трескучее пламя, снова подкатил бы, прицепился. И мне
вспоминается, как, лет восемнадцать тому назад, в Петербурге,
отпрягали лошадей, вели их вокруг пузатой синей конки.
Конка исчезла, исчезнет и трамвай,-- и какой-нибудь
берлинский чудак-писатель в двадцатых годах двадцать первого
века, пожелав изобразить наше время, отыщет в музее былой
техники столетний трамвайный вагон, желтый, аляповатый, с
сидениями, выгнутыми по-старинному, и в музее былых одежд
отыщет черный, с блестящими пуговицами, кондукторский мундир,--
и, придя домой, составит описание былых берлинских улиц. Тогда
все будет ценно и полновесно,-- всякая мелочь: и кошель
кондуктора, и реклама над окошком, и особая трамвайная тряска,
которую наши правнуки, быть может, вообразят; все будет
облагорожено и оправдано стариной.
Мне думается, что в этом смысл писательского творчества:
изображать обыкновенные вещи так, как они отразятся в ласковых
зеркалах будущих времен, находить в них ту благоуханную
нежность, которую почуют только наши потомки в те далекие дни,
когда всякая мелочь нашего обихода станет сама по себе
прекрасной и праздничной,-- в те дни, когда человек, надевший
самый простенький сегодняшний пиджачок, будет уже наряжен для
изысканного маскарада.
http://www.gss.ru/moshkow/koi/NABOKOW/berlinGuide.txt
Вернуться к оглавлению раздела Проза
|